- Автор: Fay Flourite (Kirael Shumar)
- Бета: …
- Фэндом: Elisabeth; Rudolf: Affaire Mayerling; Les Miserables
- Персонажи: Смерть (он же Дер Тод), Элизабет; Рудольф, граф Эдуард Тааффе; студенты – друзья Азбуки.
- Жанр и Категории: Angst, Gen
- Рейтинг: G
- Дисклеймер: персонажи не мои, я всего лишь размышляю об их жизни.
- Предупреждение: может ООС, а может и нет. Много личных размышлений.
- Размещение: только с разрешения автора.
- Содержание: победа ради свободы… только какой может быть цена этой свободы?
- Посвящение (если есть): посвящается всем кто хоть немного тянется к свободе и революции. А еще неподражаемому Уве Крёгеру, который, внезапно, играл во всех этих мюзиклах.
- Примечания автора (указываете тему): Победа во имя свободы
- Размер: 3 страницы
Текст фика
«Триумф»
- Я теперь иду своей дорогой. Оставь меня в покое!
Ты помнишь тот день, Элизабет?
Венгрия всегда манила тебя. Свободная, дерзкая, идущая против всех правил, народ которой, гордый не смотря на все невзгоды и лишения. Они тянулись к тебе, как и ты тянулась к ним.
Это был день твоего триумфа. Коронация в церкви святого Матьяша. Ты в великолепном платье с лифом из черной ткани, украшенным множеством кружев, огромная юбка со шлейфом, подчеркивающая стройность талии. Когда ты выходишь, все присутствующие не могут отвести от тебя взгляд. Даже император, всегда сдержанный на людях, не может сдержать слез от восхищения. Ты же в тайне мечтаешь только о том, чтобы скорее снять столь тяжелый наряд и облачиться во что-то более легкое и, наконец, вздохнуть свободно и полностью насладиться ощущением своей победы. Свобода… это всегда было то, к чему ты стремилась. И вот ты добилась своего. Они остались позади – злые толки, придирки эрцгерцогини, те времена, когда ты даже будучи императрицей, оставалась никем при дворе. «Императрица не может», «императрице нельзя», «императрица должна» - ты слышала это постоянно. Но теперь ты никому и ничего не должна. Есть только ты и только вокруг тебя вертится этот мир. Как черная чайка – бесконечно свободная.
Я был с тобой в миг твоего триумфа. Незримой тенью, легким ознобом по коже. И только я знал цену этой свободы. И только я, стоя за твоей спиной, императрица Элизабет, знал, к чему тебя приведет этот путь. И только я знал истинные мотивы твоих поступков. Как избалованный ребенок, ты требовала то, чего хотела сама, не думая о том, будет ли от этого кому-то плохо.
Любила ли ты Венгрию по-настоящему? Или же только потому, что так же страстно ее ненавидела твоя венценосная теща? Или же это был всего лишь лишний повод ее позлить и показать, что тебе нет дела до дворцового этикета?
Не этот ли внутренний ребенок подсказал тебе идею поехать в Будапешт, путь до которого был не близким и довольно тяжелым, вместе с двумя маленькими дочерьми? Но только весь ужас этого глупого каприза ты поняла только когда я так легко забрал одну из них. Как ревнивый отец, что хотел сам воспитывать дитя и отобрал его у беспечной мамочки. Каким было твое следующее решение? Забрать будущего наследника престола из военного училища? О, я отлично помню тот ультиматум, отказаться от которого твой бедный муж не смог. Ты снова победила, но вскоре, будто кукушка, бросила своих детей и вновь умчалась куда-то, пусть и обещала заботиться о них и воспитывать их сама. Вот только, добившись своего, ты вновь бросилась прочь. Рудольф мог стать таким же, как его отец. Столь же твердым, но столь же послушным. Но вместо этого он шел постоянно наперекор императору. Наука, какие-то революционные идеи… не от тебя ли, Элизабет, твой сын заразился этим? Не потому ли, что ты дала ему полную свободу, свободу, которой он не научился пользоваться? Думала ли ты в тот миг, когда ставила свою подпись под текстом ультиматума, о том, что подписываешь своему сыну смертный приговор? Потерянный в мире, который был еще не готов к его идеям, Рудольф сам кинулся в мои объятия. Так для него было проще, такой для него стала свобода.
Скажи, Элизабет, за этой ли свободой ты гналась? И за ней ли гонишься до сих пор, когда несешься с одного места на другое, стараясь обогнать время, боясь растерять при этом остатки своей красоты, когда каждый раз твои мысли возвращаются к тому дню твоего триумфа и тем словам, что ты сказала мне: «Я не позову тебя, я не ищу тебя». Но не обо мне ли теперь все твои мысли? Не об одной ли встрече ты мечтаешь каждый день? Победа осталась за мной, Элизабет. И только я и есть твоя настоящая свобода. Только со мной ты, наконец, обретешь свои крылья.
«Wohin führt mein Weg?»
- Если я подпишу это…
- Если! Прими решение, Рудольф! Но не раздумывай слишком долго.
- Время писанины и мечтаний закончилось, Рудольф.
Как красиво звучали эти речи. Победа ради свободы. Свобода для всей страны. Они ушли прочь. Те, кто призывал наследника австрийского престола принять единственно верное решение. Кронпринц остался в комнате один. Один… Казалось бы, что может быть проще? Одна подпись и все будет решено. Потому что теперь только от него самого зависело.
«Давай, Рудольф! Сделай это! Один шаг, одна подпись на документе в красной шкатулке и ты будешь свободен. И не только ты. Свободной станет вся страна, которая в своем нежелании меняться, катится в пропасть. И император не видит этого, продолжая жить старыми правилами. Но сейчас, когда империя находилась на пороге войны, требовались перемены и только они могли спасти столь гиблое положение».
Сколько раз наследник слышал эти слова у себя в голове. Сколько раз размышлял об этом. Свобода… свобода от страха… свобода от сомнений… как глоток воздуха, как крылья за спиной. Да только наследник взирал на эту свободы как через прутья золотой клетки. Как птица, выросшая в неволе и неожиданно узнавшая о небе.
«Вперед, Рудольф! Отец не узнает ничего, ему нет дела до тебя, и никогда не будет. Один шаг… Какой пленительной она кажется, эта победа. И такой легкой… Протяни руку. Это как толкнуть дверь, за которой скрывается прекрасный новый мир, где все по-другому. И где ты сам волен принимать решения, где никто не будет задвигать тебя на второй план».
Этот голос звучал в голове. Его собственный голос, его собственные мысли, но этот голос он словно не узнавал. Снова и снова, так, что в груди защемило от волнения. Вот уже рука тянется к красной шкатулке, где хранился документы, подписав который Рудольф, наконец, обретет этот шанс.
«Стать правителем, разве не об этом ты всегда мечтал? Сколько еще можно молча стоять у трона? Сколько еще? Ты наследник империи, Рудольф! Ты, а не Тааффе!»
Эта мысль будто обожгла, и кронпринц отдернул руку.
«Не узнает, конечно! Его сын без отцовского согласия станет королем Венгрии, страны, которая попортила империи немало крови, а император не узнает! Чушь! Полнейшая чушь!»
Рудольф потерянно бродил по комнате в редакции и не мог никак успокоиться. Даже сейчас, скрываясь в четырех стенах, кронпринц чувствовал на себе пристальный взгляд его серых глаз. Граф Тааффе, министр-президент… Иногда казалось, что он видит сквозь стены и незримо присутствует везде и всюду. Как невидимый кукловод, для которого империя, каждый человек в ней, начиная от простого рабочего и заканчивая императором, как марионетка. Он дергает за нити и все движется только по его воле, послушные его приказу. Это становилось невыносимо. Рудольф задыхался здесь. Дергался будто птица в силке, пытаясь порвать держащие нити.
«Сорвать оковы… вырваться прочь… разве не этого я хотел? Разве не об этом я мечтал? Когда-то я слышал, что любое желание может материализоваться. Что для каждого желания судьба дает шанс, особенно, если ты очень сильно этого жаждешь. И вот она дает этот шанс мне. Да только это безумие, полнейшее безумие… Но разве не к этому я стремлюсь? Разве не ради этого я пытаюсь идти наперекор своему отцу? Разве не для этого?»
Решение… всего одно решение и будущее изменится. Но наследник чувствует себя в западне. И западня эта из его собственных страхов, которые подкрепляются тем, что другие люди ждут от его единственно верного решения. Лишь одного. Но это решение, как в омут с головой. Победа или поражение. Но красная шкатулка остается закрытым, как та самая призрачная дверь в новое будущее.
«Не раздумывай слишком долго…» - наследник горько усмехнулся. В глубине души он уже принял это решение и мысленно дал свое согласие. Оставался лишь шаг… один лишь шаг. Но так ли просто сделать этот шаг? Сможет ли птица вырваться из своей золотой клетки, а главное, сможет ли жить в пределах этой самой клетки? И не попадет ли в новые силки?
«Turning»
Говорят, что той ночью слышали тихую песню, льющуюся от кафе Мюзен. Это пели студенты, что построили баррикаду и решившие, что могут одни изменить этот мир. Верившие, что не одиноки в этом стремлении, верившие, что народ Парижа поддержит их. Да только люди спали в своих постелях, им не было дела до столь возвышенных стремлений, как свобода, равенство и братство.
Говорят, что баррикада пала на рассвете. Они могли уйти, но решили стоять до последнего, за свои призрачные идеалы. Победа ради свободы. Так, словно другого пути и не видели в своей жизни. Да и не видели другой жизни для себя. Мостовая была залита кровью. Алая кровь на мостовой черной от пороха. Алая, как пламя восхода. Алая, как знамя, что призывало к борьбе. Знамя, которое даже после смерти лидер этой маленькой революции не выпустил из крепко сжатых пальцев. Его тело так и нашли на обломках баррикады.
Говорят, что он был так красив, что солдаты не хотели стрелять в него. Что даже после смерти он был как сорванный цветок – все так же прекрасен, будто всего лишь погрузился в сон. Кто-то утверждал, что видел улыбку на его губах, потому что именно о такой смерти он и мечтал. Он призывал к борьбе, призывал скинуть оковы и грезил лишь о том, что Франция, его единственная любовь, наконец, обретет долгожданную свободу и больше не позволит заковать себя в цепи.
Говорят, они лежали рядком, и никто уже был не в силах разбудить их от вечного сна. Мечтатели, идеалисты, даже толком не державшие оружия в руках. Те, кто читал о свободе из умных книжек, но не знавшие смогут ли добиться своего. Но стремившиеся к этому всей душой. Они ждали, что новый мир, как рассвет поднимется в небе Франции и весь город, а затем и вся страна поднимется на баррикады свободы. Вот только сами они не смогли пережить даже этот рассвет. И больше никто не услышит тех песен о прекрасном новом мире.
Говорят, что на той баррикаде выжил лишь один. Кто-то вытащил его с побоища и после нескольких дней в лихорадке, он очнулся. Да только это пробуждение было совсем безрадостным. Потому что на той баррикаде он уже попрощался со своей жизнью. Он готов был с честью встретить смерть в бою за свободу и равенство. Готов был пасть вместе со своими друзьями. Но теперь должен был жить, чувствуя себя предателем.
Говорят, что его видели тем утром в разрушенном кафе. Он сидел в пустом зале и в глазах его были слезы. Пустое кафе, пустые стулья за пустыми столами. И призраки, тех, кого было не вернуть. Призраки, окружившие его и смотревшие с немым укором, за то, что он не ушел вместе с ними. Те, кто боролся за свободу. Те, кто погиб, так и не добившись ничего. Думал ли кто-нибудь из них, что все закончится так? Что эта борьба будет напрасной?
Говорят, что так будет вновь и вновь. Что жизнь вертится по кругу и события повторяются одно за другим. Раз за разом, словно это и есть цикл жизни. Кто-то победит в этой борьбе, кто-то потерпит поражение. Что это удел юных и горячих бороться за свободу, бороться против системы, стремиться изменить мир к лучшему. И так вновь и вновь. На смену одному поколению придет другое, те, кто так же будет искать справедливость и думать, что старый мир должен пасть, а впереди ждет новый рассвет, новая дорога в будущее и новые свершения. Всего лишь потому, что сама жизнь это и есть воплощение свободы.
@темы: мюзикл, Elisabeth, творчество, Les Miserables, Rudolf, Австро-венгры